Журнал Взор - статьи по культуре и искусству, фотографии фотобанка, картины, художники, фото природы, фото пейзажи. Cкульптор Мариан Конечны
0

ПУТЬ ОТ ЛЕНИНА ДО КАРОЛЯ ВОЙТЫЛЫ

ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Пётр Кретович, журналист, Краков - Москва ЭКСПОЗИЦИЯ
Журнал Взор - скульптор, пейзажи, картины, фотографии фотобанка, фото природы, пейзажи, художники

прошел польский скульптор Мариан Конечны

Разговор с Марианом Конечны начался, как полагается в хорошем польском доме: "Чай или кофе?" - спросил учтивый хозяин. Я выбрал первое. Профессор решил уточнить: "Из стаканов или из чашек?" Московский гость предпочел чашки. "Ага! - сказал профессор Конечны. - Тогда я угощу вас из чашек, которые мне подарила... Кто бы вы думали? Екатерина Алексеевна Фурцева". "Неужели? - подхватил я. - В последнее время у нас ее часто вспоминают. Многие наши артисты и художники обязаны ей своей карьерой". "И некоторых я могу назвать вам по имени и отчеству, - не заставил себя ждать Конечны. - Например, Илья Сергеевич Глазунов. Впрочем, я не видел его очень давно. С тех пор как учился в аспирантуре Института имени Репина…"

Биографическая справка
Мариан Конечны - выдающийся польский скульптор ХХ века (род. 1930). Ученик Ксаверия Дуниковского, диплом получил в 1954 году. Окончил аспирантуру Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина в Ленинграде под руководством М.А. Керзина. С 1958 года - преподаватель факультета скульптуры Академии изящных искусств в Кракове. В 1972-1981 - ректор этой академии. Командорский и Офицерский кресты ордена Возрождения Польши.

Мариан Конечны - живая достопримечательность Кракова, но о нем вспоминают реже, чем о живущих в этом польском городе Нобелевских лауреатах по литературе поэтах Чеславе Милоше и Виславе Шимборской, реже, чем о мудром фантасте и прорицателе Станиславе Леме или о композиторе Кшиштофе Пендерецком. И совсем не так часто, как о бывшем кардинале Краковском Кароле Войтыле - нынешнем папе римском Иоанне Павле Втором. В последние годы Конечны, скульптор известный и можно сказать легендарный в 70-е, автор символа Польши - знаменитой варшавской Нике, пребывает в некоторой полутени. Во всяком случае, для его советско-российских почитателей.

Журнал Взор - скульптор, пейзажи, картины, фотографии фотобанка, фото природы, пейзажи, художники

С тех пор как в начале 90-х годов созданный Конечны весьма необычный памятник Ленину снесли с постамента у входа на металлургический комбинат "Нова Гута", у нас его вспомнил разве что Зураб Константинович Церетели ("самый щедрый человек на земле", по выражению Андрея Вознесенского), пригласивший скульптора в прошлом году на открытие нового музея Российской Академии художеств и не забывший установить его работу среди многочисленных собственных. Конечны - иностранный члeн Российской Академии художеств еще с советских времен.
В разговоре Конечны вставляет русские слова, причем выбирает самые живые, у которых нет аналогов в польском языке, например, "кустарщина", "вялый", когда речь заходит о разных сторонах профессии всей его жизни - скульптуре.
"Моя первая жена, покойница, была из Советского Союза. (Он именно так и произносит по-польски: "Zwiazek Radziecki". Так в Польше уже давно не говорят.) Умерла четырнадцать лет назад. Неожиданно". Конечны показывает мне мастерскую и дом: "Вы неудачно попали. У меня идет ремонт, многие работы спрятаны и накрыты". Но даже того, что видишь, достаточно, чтобы убедиться в масштабе созданного польским ваятелем. Гигантский бронзовый алтарь, исполненный для главного собора Познани, соседствует с бронзовым бюстом Януша Корчака. Конные статуи королей и воевод, бюсты, поясные портреты и портреты во весь рост, головы и фигуры...
Дом, где живет и работает скульптор, представляет собой небольшой комплекс зданий на окраине Кракова в таком районе, который поляки обычно называют "проминентским". Отдельное, трехзальное помещение из нескольких ярусов занимает мастерская, уходящая торцом в сторону Вислы. С другой стороны, вдоль улицы Укрытой - жилая часть, состоящая из четырех слоев в духе американца Фрэнка Ллойда Райта. К созданию дома приложила руку покойная супруга мастера, выпускница архитектурного факультета питерского Института имени Репина. Конечны показывает вид из окна. Перед домом сад. Вдали, над крышами, виднеются башенки Вавельского замка. "Всё это я построил сам и на свои деньги. В те времена кредиты давали только на жилье", - говорит пан Мариан.
Первый вопрос, который просился на язык при встрече с мастером, касался того самого памятника Ленину, созданного Конечны, - образа необычного, трагического и недоброго. Статуя вождя, скажем прямо, не соответствовала установившимся советским канонам. Ленин был в наброшенном пальто и словно безрукий. Фигура в знаменитых тупоносых ботинках устремлена вперед. Памятник установили на низком постаменте, Ленин одновременно и сливался с толпой, выходящей со смены металлургического комбината, и возвышался над ней. Когда я впервые увидел эту скульптуру в 1989 году, она произвела впечатление внутренней силой, столь не свойственной нашим Ильичам, словно сделанным по лекалу. Монумент неоднократно пытались взорвать. И в конце концов под улюлюкание той самой толпы, с которой он должен был слиться, убрали.

Журнал Взор - скульптор, пейзажи, картины, фотографии фотобанка, фото природы, пейзажи, художники

А издатели иногда даже не успевают поставить в углу огромного плаката скромное имя автора. Но Коля на это не обижается. Он вспоминает работу в "Неделе", где главный редактор Александр Львович Плющ говорил: "Чем мельче набрано имя автора снимка, тем настойчивее его ищет читатель!" При условии, что снимок ему понравился. Зацепил!
Николай Рахманов, хотя и считает себя фото журналистом и, конечно, давно является члeном нашего Союза, но в последнее время занимается только съёмкой для книг. Их у него уже больше пятидесяти. Да какие! "Алмазный фонд и его сокровища", "Санкт-Петербург", "Регалии Российской империи", "Сокровища Московского Кремля"... Книги и альбомы о Москве ежегодно переиздаются на разных языках мира. В 1986 году его альбом "Сокровища Московского Кремля", изданный в Швейцарии, был удостоен международного приза "Самая красивая книга года".
Сегодня Николай Николаевич работает над очередной книгой о Москве. У него дома есть такие роскошные альбомы, которые лежат в сафьяновых папках с золотым тиснением. Их нельзя купить, потому что они не продаются. Это подарочные издания. Их дарит Президент премьерам и королям других стран. Помню, когда мы вместе работали в "Не-деле", Колю очень не любили дворники и цензура. Для непосвящённых поясняю. В 60-70-х годах прошлого века все снимки, сделанные с верхней точки, перед публикацией в обязательном порядке полагалось представлять военной цензуре в двух экземплярах. На обороте одного фото цензор ставил фирменную печать, где значилось: "…против опубликования не возражаю". Число и подпись цензора. Видимо, цензуре не нравилось искать на снимках "военные объекты", и иногда верхние точки съёмки запрещали. Сегодня, когда с космических аппаратов чётко видны номера машин на дорогах, прежние запреты кажутся смешными. Ну а дворники не любили открывать для Коли ржавые замки на чердаках высоких домов. Да ещё иногда в предрассветные часы, когда наиболее выигрышное контровое освещение улиц.
Сам Николай рассказывает, что когда снимал свою знаменитую круговую панораму Москвы с лесов колокольни Ивана Великого в Кремле, ему в помощники дали молодого солдата из Кремлёвского полка. Следуя за движением солнца, фотограф провёл на колокольне почти весь световой день. После окончания работы солдат признался, что это было самое тяжёлое его служебное поручение. И он не хотел, чтобы оно когда-нибудь повторилось.

Не обидно ли вам, пан профессор, что вашу работу снесли?

Это была оригинальная вещь, - отвечает Конечны, - но за ее судьбу можете не волноваться. Она уже давно в Швеции, в парке скульптур у одного чудака. Что же касается моего отношения, знайте: с ветхозаветных времен люди разрушали алтари и иконы, а потом заменяли их другими. Мне это известно, и я не вижу в этом ничего необычного.

Судя по тому, что нелегко найти окно в вашем расписании для встречи, вы ведете активный образ жизни, несмотря на то что, как мне сказали в Академии изящных искусств в Кракове, вышли на так называемую пенсию? Сейчас, вероятно, трудно зарабатывать монументальной скульптурой? Много ли у вас заказов?

Да, я уже три года как на пенсии. По нашим законам, когда человеку исполняется семьдесят, он должен уходить. Но это касается только академии. Больших заказов действительно не так много. Последнее, что сделано мной, - это памятник папе римскому возле Конина. Знаете, в Польше не было столько памятников Сталину, сколько сейчас стоит папе. Ну и хорошо: есть возможность коллегам заработать... В основном я делаю портреты. Участвую в конкурсах. Выигрываю, как и раньше, но не всегда побеждаю. Вот уже две недели назад должен быть объявлен результат конкурса на памятник Корчаку в Варшаве… есть и частные заказы.

В Польше всегда существовало особое отношение к скульптуре, к памятникам, к символам...

Знаете, в памятниках выражается национальная память народа и его сущность. Не случайно первое, что сделали немцы, войдя в Краков в 1939 году, - начали уничтожать монументы. Слетел с постамента Мицкевич, потом был разрушен памятник Грюнвальдской битве, а также Костюшко на Вавеле. Кстати, Коперника они не снесли, потому что считали его немцем. Полагали, что если истребить памятники, через двадцать пять лет от нации ничего не останется. И наверное, были правы. Поэтому вскоре после того как Польша была освобождена, монументы начали возрождать. Первым, сразу после войны, вернули возрожденного Мицкевича на главный рынок Кракова. Потом ГДР на свои средства, так сказать в качестве компенсации, восстановила Костюшко. Уже в семидесятые я занимался воспроизведением памятника Грюнвальдской битве, от которого остался только постамент. К юбилею битвы. Эта работа очень запомнилась мне. У нас не сохранилось изображений этого сооружения. И поэтому приходилось по кускам собирать фрагменты, по рисункам, сделанным с фотографий. Когда мне принесли их в мастерскую, сразу стало видно: что-то не то в пропорциях, в размерах, в характере, в целом. Профессор Виктор Зин, который еще до меня включился в поиски первоначальных изображений Грюнвальдского монумента, нашел коллегу в Париже, а тот добрался до пани Майи Блак, дочери одного из тех четырех молодых людей, которые делали в 1910 году первый Грюнвальдский памятник, Франтишека Блака. Он был варшавянином, Вивульский - уроженцем Вильно, Бальцукевич тоже был литовского происхождения. Майя Блак пригласила меня и моего соавтора в свой дом под Парижем: у нее оставалась модель размером один к десяти, сделанная ее отцом. Но у меня глаз наметанный, натренированный за десятилетия в скульптуре, и я понял - это не настоящая модель: пропорции нарушены. И было видно, как русские говорят, "по почерку", что делал это пожилой человек. Однако я этого не высказал вслух.
Дочь Блака очень хотела, чтобы мы купили этот проект, потому что думала установить памятник на могиле отца. И я сказал: "Давайте заплатим четыре тысячи долларов (по тем временам это были большие деньги, больше чем сейчас), пусть будет надгробие коллеге". Так и получилось.
Пока мы бродили по парижской мастерской, в углу я обнаружил среди архивов рисунок, на которым был изображен вид сбоку и указаны два размера в высоту и ширину. Я спросил: "А это что?" Она ответила: "Можете это взять себе". Тогда я сказал профессору Зину: "Пойди и измерь фундамент". Оказалось, что разница между проектом на рисунке и цоколем десять сантиметров, то есть это и был настоящий размер, соответствовавший натуральной величине. Что касается высоты памятника, то по остаткам мы ее вычислили полицейским методом. Я только изменил соотношение между скульптурой и постаментом. Увеличил и расширил скульптурную часть. Теперь она доминирует над каменным постаментом. Но думаю, если бы жил Вивульский, он тоже поправил бы коня Ягелло. У него Ягелло сидел с поджатыми ногами на этом коне - был такой, как русские говорят, вялый. А я его поднял в стременах! Придал ему боевой, победный вид. Повернул голову коню.

Мы говорили о Грюнвальдском памятнике - одной из многих ваших работ. Какую из них вы считаете главной в жизни?

К каждой созданной скульптуре по прошествии лет возникает критическое отношение. И я любую из них тоже поправил бы. Всякий художник бывает недоволен своим произведением после того, как оно уже завершено. Но некоторые уже так вошли в общественное сознание, не только в польскую и заграничную жизнь... Из моих работ это, естественно, варшавская Нике - с ней идентифицируют меня и Польшу. Когда участвовал в конкурсе на этот памятник, полагалось предоставить идейное и техническое описание, и я отметил, что это должен быть образ, легкий для запоминания и одновременно эмоционально выразительный и глубокий по содержанию… Но еще я назвал бы памятник в Алжире, который стал настолько знаменитым, что его поместили на банкноты.

Вы, конечно, знаете нашего, к сожалению уже покойного, скульптора Олега Комова. Он сделал памятник Ярославу Мудрому в Ярославле, и этот монумент изобразили на тысячерублевой банкноте. Так вот вдова Комова подала в суд, чтобы государство выплачивало ей проценты за изображение этой скульптуры на банкноте. Но проиграла дело.

Я тоже не получил никаких процентов. Когда же заключал контракт с алжирцами, там было условие, что я отказываюсь от выплат за все последующие изображения этого достаточно интересного памятника... Но в Алжире я сделал еще и конный памятник национальному герою эмиру Абд аль-Кадиру. Отдельная тема - агроусадьбы гродно агроусадьбы гродно агроусадьбы гродно.

Мы вспомнили Нике и Ленина. У обоих монументов была трудная судьба. Один снесли, другой перенесли. К сожалению. Как вы считаете, Нике в конце концов нашлось подобающее место в Варшаве?

После смерти Сталина, а потом и Берута, после ХХ съезда в Москве в Польше появились надежды на обновление. Нике возникла как идея памятника Варшавскому восстанию 1944 года. У меня отношение к этому событию неоднозначное. Мы, поляки, испытываем сантименты по поводу всяких неудавшихся акций. Есть даже такое латинское выражение, которому мы следуем: "Слава побежденным". Я считаю, что во время восстания Сталин руками Гитлера уничтожил ту польскую интеллигенцию, которая потом оказала бы ему наибольшее сопротивление. Но польский народ поддержал идею поставить памятник Варшавскому восстанию, сломленным, но непобежденным, и собрал на него 7,5 миллиона злотых. Чтобы вы представили себе, сколько это, скажу, что сооружение одной школы стоило тогда 6,5 миллиона злотых.
Должен заметить, что у Нике вообще очень сложная история: много возни, интриг. То, что я компоновал с самого начала и задумывал, не было реализовано. Занятый во время конкурса аспирантским проектом, не видел возможности в нем участвовать, хотя очень любил конкурсы и участвовал в них с первого курса. И всегда имел позитивные результаты. Конкурс проходил в 1959 году: это был второй этап, поскольку в первом не выявили победителя. Он носил "смешанный" характер: участвовали в нем не только победители, но и все желающие, в том числе и я. Жюри предстояло выбрать единственного победителя. Мой проект явился итогом совместного творчества с женой как архитектором. С объявлением результатов долго тянули, и хотя меня объявили победителем, городские власти предупредили: мол, поскольку памятник не будет осуществлен, вам полагается компенсация.
И вот иду я по Плантам - это такое "зеленое кольцо" (произносит по-русски) вокруг старой краковской городской стены от Барбакана до Вавеля. И навстречу мне Люциан Мотыка, тогдашний секретарь воеводского комитета Польской объединенной рабочей партии. (Последние четыре слова Конечны тоже по-русски.) Когда я в Ленинграде учился, он был заместителем министра культуры, и мы с ним познакомились. И говорит: "Джень добры... Ну что там с вашим памятником?" Я говорю, что, наверное, не будут делать. А Мотыка дружил с премьером Циранкевичем. И говорит: "Не огорчайтесь. Я поговорю". И вскоре меня вызвали в Варшаву показать проект. Ведь народ собрал деньги. Циранкевич обращался ко мне: "Пан профессор". Я сказал: "Спасибо за назначение, но пока только адъюнкт". А он мне: "Но будете же профессором". Так мы и говорили: я ему "пан премьер", а он мне "пан профессор". Циранкевич говорит: "Вы спроектировали памятник - самый большой в Варшаве, а быть может, и в Польше".
И вскоре собралось всё политбюро за исключением Гомулки (он, видно, не очень интересовался искусством) - обсудить памятник. Выступили все. Первым - секретарь ЦК Зенон Клишко: "Нужно, чтобы она, как Афродита, поднималась из пены морской". Ну и все остальные в таком же графоманском духе. Я в ответном слове сказал: "Каждый из вас представил собственный проект памятника. И думаю, что каждый поляк представляет его по-своему, но под проектом должна стоять моя подпись". Циранкевич поддержал меня.

Тогда существовал даже такой анекдот: будто меч Нике направлен на Восток...

Да, на это обратил внимание главный архитектор Варшавы. А я ему сказал: "Меч-то на Восток, а задница - на Запад".
После 1990 года Нике решили перенести. Она стояла напротив нашего Большого театра, а там собирались построить банк. И новые власти города вообще хотели сбросить ее куда-нибудь с глаз долой. Но я пришел к этим молодым людям, а они мне говорят: знаете, у нас нет денег на перенос. Ну, в общем, как обычно. А я говорю: "Минуточку, вы же построили банк. Городская казна заработала на этом деньги". Они сказали: "Ну ладно, поищем вам место" и долго-долго искали. Теперь Нике стоит возле трассы Ву-Зет. Мне хотелось, чтобы она возвышалась над Старым городом в Варшаве. Конечно, я мечтал, чтобы она выглядела словно летящей, но это не совсем получилось. А как мы ставили памятник Костюшко в Филадельфии! Приехали в мэрию, а нам говорят: "Сами выбирайте место".

Почему вы так и не уехали из Кракова? Ведь возможностей у вас было много. Вы часто путешествовали, работали в Алжире.

Краков - это очень важный город в Польше. Может быть, даже первый. Я глубоко связан с ним и с историей Польши. В начале 80-х, когда я на три дня уехал в Париж, по радио "Свободная Европа" сообщили, что Конечны собрался убежать в Канаду. Ярузельскому доложили. Но зачем мне уезжать? Я как "крепостной", приписанный к земле, должен постоянно на ней работать.
Давно известно, что Вавель обладает мистической магнетической энергией, влекущей в этот город. К тому же в Варшаве и Кракове всегда была разная атмосфера. После восстаний и войны родовитых варшавян осталось мало. Город стал алтарем и кормушкой одновременно, куда, расталкивая друг друга локтями, рвались многие. Глава города Варшавы предлагал мне жилье, дачу. Но я отказался. Когда работал в Варшаве и ходил в столовую Союза пластиков, то не знал, за какой столик сесть, потому что каждый день группировки менялись, и следовало точно знать, кто сегодня с кем. В Кракове этого не происходило ни раньше, ни сейчас. Здесь всё подлинное, Старый город не был разрушен, и это чувствуется. Когда я пришел в академию, то встретил профессоров, преподавателей, их друзей, всех, имеющих тысячелетние корни. Семьи, которые друг друга знали столетиями. У людей с таким прошлым совершенно иное отношение к жизни. Да и куда я могу отсюда уехать? После того как я довольно долго проработал в Алжире и сделал там памятник, который теперь изображен на деньгах, мне предлагали купить дом на берегу Средиземного моря в Испании, в Коста-Брава. Но что бы я там стал делать?

Всякий раз приезжая в Краков, хожу в Академию изящных искусств и замечаю, что реалистическая школа фактически исчезает. В основном работы условные и абстрактные. Вас это не огорчает?

В искусстве не существует раз и навсегда установленных критериев, но есть вещи, от которых нельзя отказываться. Это красота и гармония. Недавно возле Колобжега поставили памятник местному епископу. Получился какой-то богомаз. (В польском языке это слово имеет иное значение, нежели в русском.) Что изображено - не понятно. Не пес, не выдра. К сожалению, это знак нашего времени. Я всегда учил моих студентов работать с натурой и стал, вероятно, последним, кто заставлял рисовать обнаженную натурщицу, фигуру, учиться композиции в классическом понимании. Знаете, и я когда-то грешил кубизмом. Так у нас было модно.
Разговор со скульптором продолжался долго. И я постоянно ловил себя на мысли, что выдающийся художник оказывается востребованным в своей стране при любом политическом режиме. Особенно в стране, которая наконец верно и определенно выбрала направление - движение вперед. Ведь недаром по-польски "конечны" значит "необходимый". На все времена.

Моя корзина

Товаров, шт.: 0
Стоимость, руб.: 0

100 работ из музея Николая Рериха в Нью-Йорке
Количество:
Альбом Самара
Количество:
Смирнов-Русецкий Борис. Белуха. Репродукция A3 (ц)
Количество:
Рерих Николай. Озеро Нагов. Кашмир. Репродукция A3 (ц)
Количество:
Шишкин Иван. Дубки. Репродукция A3 (ц)
Количество:
Первый советский военный внедорожник. Пашолок Ю., Иванов П. Альбом
Количество:
Постер для интерьера. Парусник трехмачтовый в море. Репродукция A4 (ц)
Количество:
За Землю Русскую! Историческая живопись Евгения Емельянова. Альбом
Количество:
Николай Фешин. Набор открыток 10x15 см
Количество:
Куинджи Архип. Волны. Репродукция A3 (ц)
Количество: